- Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да, -
произнес Марми Таллин в шестнадцати различных тональностях и ударениях,
при этом его кадык на длинной шее арми
писатель-фантаст.
- Нет, - ответил Лемюэль Хоскинс, непоколебимо глядя сквозь свои очки
в стальной оправе. Хоскинс - издатель научной фантастики.
- Значит, вы не принимаете научный тест. Вы меня не слушаете. Я
забаллотирован? - Марми приподнялся на цыпочках, опустился, несколько раз
повторил этот процесс, тяжело дыша. Пальцами он вцепился себе в волосы.
- За один, против шестнадцать, - сказал Хоскинс.
- Послушайте, - снова начал Марми, - почему это вы всегда правы?
Почему неправ всегда я?
- Марми, посмотрите этому в лицо. Мы судим по-разному. Если тираж
журнала уменьшится, я буду разорен. Засяду по уши. Президент общества
космических издателей начнет задавать вопросы. Он примется изучать цифры.
Но тираж не падает. Напротив, он растет. Поэтому я хороший издатель. Что
касается вас, то когда издатели принимает ваши рукописи, вы талант. Но
когда не принимают, вы бездарь. В данный момент вы бездарь.
- Есть и другие издатели. Вы не один, - Марми вытянул руки,
растопырив пальцы. - Считать умеете? Вот сколько фантастических журналов с
радостью возьмут рассказы Таллина не глядя.
- Gesundheit [на здоровье, (нем.)], - сказал Хоскинс.
- Послушайте, - голос Марми стал сладким, - вы хотите, чтобы я внес
два изменения, верно? Вам нужна вступительная сцена с битвой в космосе.
Ладно, сделал. Она уже тут. - Он помахал рукописью под носом у Хоскинса, и
тот отодвинулся, как от дурного запаха.
- Но вы хотите также, чтобы в самой середине действия произошла
ретроспекция, сцена на корабле, - продолжал Марми, - и вот этого вы не
можете получить. Внеся это изменение, я уничтожу концовку, в которой
сейчас есть и пафос, и глубина, и чувство.
Издатель Хоскинс уселся в кресло и обратился к секретарше, которая
все это время продолжала печатать. Она привыкла к таким сценам.
Хоскинс сказал:
- Вы слышали, мисс Кейн? _О_н_ говорит о пафосе, глубине и чувстве.
Что писатель знает о таких вещах? Послушайте, введя вставку, вы усиливаете
интерес, укрепляете рассказ, делаете его более ценным.
- Чем я его делаю ценнее? - с болью воскликнул Марми. - Вы хотите
сказать, что если я посажу в корабль несколько парней и заставлю их
говорить о политике и социологии в ожидании взрыва, рассказ станет ценнее?
О, Боже!
- Но иначе нельзя. Если вы дождетесь кульминации и потом начнете
обсуждать политику и социологию, читатель уснет над вашим рассказом.
- Я пытаюсь сказать вам, что вы ошибаетесь, и могу это доказать. Что
смысла спорить, когда я организовал научный эксперимент...
- Научный эксперимент? - Хоскинс снова апеллировал к секретарше. -
Как вам это нравится, мисс Кейн? Он считает себя одним из своих героев.
- Я случайно знаком с одним ученым.
- Кто это?
- Доктор Арндт Торгессон, профессор психодинамики Колумбийского
университета.
- Никогда о нем не слышал.
- Полагаю, это о многом говорит, - с презрением сказал Марми. - _В_ы
о нем никогда не слышали. Вы и об Эйнштейне не слышали, пока ваши авторы
не стали упоминать его в рассказах.
- Очень остроумно. Какая гадость! Так что с этим Торгессоном?
- Он разработал способ научной оценки качества рукописи. Это
грандиозная работа. Это... это...
- И это тайна?
- Конечно, тайна. Он не профессор из фантастики. В фантастике когда
человек разрабатывает теорию, он тут же оповещает об этом все газеты. В
реальной жизни так не бывает. Ученый годы проводит в экспериментах, пока
не опубликует что-нибудь. Публикация - это серьезное дело.
- Тогда откуда _в_ы_ об этом знаете? Простой вопрос.
- Так случилось, что профессор Торгессон мой поклонник. Ему нравятся
мои рассказы. Он считает меня лучшим писателем в этом жанре.
- И он показал вам свою работу?
- Да. Я предвидел, что вы заупрямитесь насчет этого рассказа, и
попросил его провести для нас эксперимент. Он согласился, если мы не будем
об этом рассказывать. Он сказал, что эксперимент интересный. Он сказал...
- Но почему такая таинственность?
- Ну... - Марми колебался. - Послушайте, предположим, у вас есть
обезьяна, которая печатает текст "Гамлета".
Хоскинс в тревоге смотрел на Марми.
- Вы что, розыгрыш тут устраиваете? - Он повернулся к мисс Кейн. -
Когда писатель десять лет проработает в фантастике, без клетки он опасен.
Мисс Кейн продолжала быстро печатать.
Марми сказал:
- Вы меня слышали: обычная обезьяна, выглядит даже забавнее среднего
издателя. Я договорился на сегодня. Идете со мной?
- Конечно, нет. Вы думаете, я оставлю кипу рукописей вот такой
высоты, - он резко провел ладонью по горлу, - ради вашей глупой шутки?
Думаете, буду подыгрывать клоуну?
- Это не шутка, Хоскинс. Ставлю обед в любом ресторане по вашему
выбору. Мисс Кейн свидетельница.
Хоскинс снова сел.
- Вы меня угостите обедом? Вы, Мармадьюк Таллин, самый известный в
Нью-Йорке должник, собираетесь оплатить чек?
Марми содрогнулся, но не от упоминания о своей неспособности оплатить
чек, а от своего имени во всей его ужасной трехсложности. Он сказал:
- Повторяю. Обед: что хотите и где хотите. Бифштексы, грибы, грудка
рябчика, марсианский крокодил - что угодно.
Хоскинс встал и снял со шкафа шляпу.
- Не могу упустить возможность взглянуть, как вы достаете старую
большую долларовую банкноту из левого фальшивого каблука, где она
пролежала с девятьсот двадцать восьмого. Я иду с вами в Бостон...
Доктор Торгессон был польщен. Он тепло пожал руку Хоскинсу и сказал:
- Я читаю "Космические рассказы" с самого приезда в эту страну,
мистер Хоскинс. Прекрасный журнал. Особенно мне нравятся рассказы мистера
Таллина.
- Слышите? - спросил Марми.
- Слышу. Марми говорит, что у вас есть талантливая обезьяна,
профессор.
- Да, - ответил Торгессон, - но, конечно, это конфиденциально. Я не
готов еще к публикации, а преждевременная публикация может уничтожить мою
профессиональную карьеру.
- Все сохранится под шляпой издателя, профессор.
- Хорошо, хорошо. Садитесь, джентльмены, садитесь. - Он начал
расхаживать перед ними. - Что вы рассказывали мистеру Хоскинсу о моей
работе, Марми?
- Ничего, профессор.
- Вот как. Ну, что ж, мистер Хоскинс, как издатель журнала научной
фантастики, вы, я не сомневаюсь, знаете все о кибернетике.
Хоскинс позволил сосредоточенно интеллигентному взгляду просочиться
за стальную оправу своих очков. Он сказал:
- А, да. Компьютеры... Массачузетский технологический... Норберт
Винер... - И что-то еще.
- Да. Да. - Торгессон заходил быстрее. - Тогда вы знаете, что был на
основе кибернетических принципов создан шахматный компьютер. Шахматные
правила и цель игры встроены в его цепи. Если дать машине определенную
позицию, она сможет рассчитать все вероятные ходы с их последствиями и
выбрать тот ход, который с наибольшей вероятностью ведет к победе. Она
может при этом учитывать даже темперамент противника.
- А, да, - сказал Хоскинс, глубокомысленно поглаживая подбородок.
Торгессон продолжал:
- Представьте себе аналогичную ситуацию, в которой машине дают
фрагмент художественного произведения, к которому компьютер может
добавлять слова из своей памяти, где сосредоточен весь словарь языка.
Естественно, такую машину нужно снабдить чем-то вроде пишущей машинки. И
конечно, такой компьютер будет гораздо, гораздо сложнее шахматного.
Хоскинс беспокойно заерзал.
- Обезьяна, профессор. Марми упоминал обезьяну.
- Но я как раз к этому и веду, - ответил Торгессон. - Естественно,
никакая машина не может достичь такой сложности. Но человеческий мозг...
Человеческий мозг сам по себе тоже компьютер. Конечно, я не мог
использовать мозг человека. Закон, к сожалению, не позволяет. Но даже мозг
обезьяны, соответственно подготовленный, может сделать больше, чем любая
созданная человеком машина. Подождите! Сейчас я принесу маленького Ролло.
Он вышел из комнаты. Хоскинс немного подождал, потом осторожно
взглянул на Марми. И сказал:
- Ну, Братец!
- В чем дело? - спросил Марми.
- В чем дело? Это фальшивка. Скажите, Марми, где вы взяли этого
мошенника?
Марми рассердился.
- Мошенника? Это подлинный кабинет профессора в "Фэйервезер Холл", в
Колумбийском университете. Университет вы узнали, надеюсь? Видели статую
Альма Матер на 16 улице? Я вам показывал кабинет Эйзенхауэра.
- Конечно, но...
- А это кабинет доктора Торгессона. Посмотрите на пыль. - Он подул на
книгу, подняв облака пыли. - Одна только пыль свидетельствует, что это
подлинный кабинет. А посмотрите название книги. "Психодинамика
человеческого поведения". Автор профессор Арндт Рольф Торгессон.
- Хорошо, Марми, хорошо. Торгессон существует, и это его кабинет.
Откуда вы узнали, что подлинный профессор в отпуске, и как проникли в его
кабинет, я не знаю. Но неужели вы пытаетесь меня убедить, что этот шут с
компьютерами и обезьяной и есть подлинный профессор?
- У таких подозрительных людей, как вы, бывает очень несчастное
детство.
- Это всего лишь результат общения с писателями, Марми. Я уже выбрал
ресторан, и обойдется это вам недешево.
Марми фыркнул:
- Ничего из тех несчастных пенни, что вы мне платили. Тише, он
возвращается.
За шею профессора цеплялась обезьянка капуцин очень меланхоличного
вида.
- Это маленький Ролло, - сказал Торгессон. - Поздоровайся, Ролло.
Обезьянка потянула его за волосы.
Профессор сказал:
- Боюсь, он устал. У меня есть образец его работы.
Он опустил обезьянку, позволив ей держаться за его палец, а сам
достал из кармана пиджака два листа бумаги и протянул их Хоскинсу.
Хоскинс прочел:
- Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Достойно ли души терпеть удары
и щелчки обидчицы судьбы иль лучше встретить с оружьем войско бед и
положить конец волненьям? Умереть. Забыться. И все. И знать, что этот сон
- предел сердечных мук... [Пер. Б.Пастернака].
Он поднял голову.
- Это напечатал маленький Ролло?
- Вернее, это копия того, что он напечатал.
- Ага, копия. Ну, маленький Ролло плохо знает Шекспира. У Шекспира
"встретить с оружьем море бед".
Торгессон кивнул.
- Вы совершенно правы, мистер Хоскинс. Шекспир действительно написал
"море". Но видите ли, это смешанная метафора. Невозможно сражаться с морем
при помощи оружия. С оружием сражаются против войска. Ролло выбрал
подходящее по ритму слово "войско". Это одна из редких ошибок Шекспира.
Хоскинс сказал:
- Покажите, как он печатает.
- Конечно. - Профессор поставил на маленький столик машинку. От нее
шел провод. Профессор объяснил: - Нужна электрическая машинка, иначе
потребуется слишком большое физическое усилие. Необходимо также
подсоединить Ролло к трансформеру.
Он сделал это с помощью двух электродов, на восьмую дюйма выступавших
из черепа маленького животного.
- Ролло, - сказал он, - подвергся очень тонкой операции мозга, во
время которой провода были подсоединены к разным участкам его мозга. Мы
можем отключить его действия и использовать его мозг просто как компьютер.
Боюсь, что подробности будут слишком...
- Пусть печатает, - сказал Хоскинс.
- А что вы бы хотели?
Хоскинс быстро соображал.
- Он знает "Лепанто" Честертона?
- Он ничего не знает. Он только рассчитывает. Просто прочтите
небольшой отрывок, чтобы он мог оценить настроение и стиль и рассчитать
продолжение по первым словам.
Хоскинс кивнул, расправил грудь и загремел:
- Белые фонтаны падают с солнечных дворов, и Солдан Византийский
улыбается им. Смех, подобный фонтанам, застыл в лице того, кого боятся все
люди. Он тревожит лесную тьму, тьму его бороды; он завивается вокруг
кроваво-красного полумесяца, полумесяца его губ; моря всего мира
потрясаются его кораблями...
- Достаточно, - сказал Торгессон.
Наступила тишина. Обезьянка серьезно рассматривала пишущую машинку.
Торгессон сказал:
- Процесс требует некоторого времени, конечно. Маленькому Ролло нужно
принять во внимание романтизм этого произведения, слегка архаический
стиль, ритм и так далее.
И тут маленький черный палец нажал клавишу. Это была буква "о".
- Он не использует большие буквы, - сказал ученый, - и знаки
препинания тоже, и у него бывает много ошибок. Поэтому я обычно
перепечатываю его работу.
Маленький Ролло коснулся клавиши "н", потом "и". Потом после долгого
раздумья нажал на пробел.
- Они, - прочел Хоскинс.
Начали появляться слова:
- они об рушивались набе лые рес публики италии устрем ля лись
вадриатику как львым оря папа вот чаянии взметнулр уки ипризвал всех
христяьн скихры царей под зна мякреста.
- Боже мой! - сказал Хоскинс.
- Такое продолжение? - спросил Торгессон.
- Клянусь любовью святого Петра! - не мог прийти в себя Хоскинс.
- Если так, то Честертон очень хороший поэт.
- Святой дым! - воскликнул Хоскинс.
- Видите! - сказал Марми, массируя плечо Хоскинса. - Видите, видите,
видите! Видите, - добавил он.
- Будь я проклят, - сказал Хоскинс.
- Послушайте, - сказал Марми, трепля свои волосы, пока они не стали
напоминать хохолок попугая, - перейдем к делу. Давайте попробуем мой
рассказ.
- Да, но...
- Это в пределах возможностей маленького Ролло, - заверил его
Торгессон. - Я часто читаю Ролло отрывки из лучших фантастических
рассказов, включая, конечно, рассказы Марми. Удивительно, как улучшаются
некоторые.
- Дело не в этом, - сказал Хоскинс. Любая обезьяна может сочинять
лучшую фантастику, чем большинство этих писак. Но в рассказе Таллина
тринадцать тысяч слов. Обезьяна будет печатать его целую вечность.
- Вовсе нет, мистер Хоскинс, вовсе нет. Я прочту ему рассказ, а в
нужном месте мы позволим ему продолжить.
Хоскинс сложил руки,
- Валяйте. Я готов.
- А я, - сказал Марми, - более чем готов. - И он тоже сложил руки.
Маленький Ролло сидел, пушистый крошечный клубок каталептического
страдания, а негромкий голос доктора Торгессона поднимался и опускался в
периодах описания космической битвы и последующих стремлений пленных
землян вернуть себе свой захваченный корабль.
Один из героев выбрался из корабля, и доктор Торгессон с восторгом
следил за развитием событий. Он прочел:
- Стенли замер в молчании вечных звезд. Больное колено рвало его
подсознание; он ждал, чтобы чудовища услышали его стук и...
Марми отчаянно дернул доктора Торгессона за рукав. Торгессон поднял
голову и отсоединил маленького Ролло.
- Все, - сказал Марми. - Видите ли, профессор, именно здесь Хоскинс
запускает свои липкие пальцы в мой труд. Я продолжаю сцену за пределами
корабля, пока Стенли не одерживает победу и не возвращает корабль
землянам. Потом я начинаю объяснять. Хоскинс хочет, чтобы я прервал сцену
снаружи, вернулся внутрь, остановил действие на две тысячи слов, потом
снова вышел наружу. Слышали когда-нибудь подобный вздор?
- Пусть обезьяна решает, - сказал Хоскинс.
Доктор Торгессон включил маленького Ролло, и черный дрожащий палец
нерешительно потянулся к клавиатуре. Хоскинс и Марми одновременно
наклонились вперед, их головы легко столкнулись над маленьким телом Ролло.
Обезьянка нажала клавишу "н".
- Н, - подбодрил Марми и кивнул.
- Н, - согласился Хоскинс.
Машинка напечатала "а", потом все быстрее продолжала:
- нача лидействовать стенли в бессиль номужасе ждалпо ка откроютсялю
ки ипока жутся одетые в скафандрыбез жа лостные лары...
- Слово в слово! - в восторге сказал Марми.
- Он хорошо усвоил ваш сентиментальный стиль.
- Мой стиль нравится читателям.
- Не понравился бы, если бы их средний коэффициент интеллекта не
был... - Хоскинс смолк.
- Давайте, - сказал Марми, - говорите. Говорите. Скажите, что их
коэффициент как у двенадцатилетнего ребенка, и я процитирую вас во всех
фантастических журналах страны.
- Джентльмены, - сказал Торгессон, - джентльмены. Вы пугаете
маленького Ролло.
Они повернулись к машинке, которая продолжала уверенно выводить:
- звездыдви ига лись по своим орби тама чувства стенли наста ивалич
то корабль не подвижен.
Каретка отъехала, начиная новую строку. Марми затаил дыхание. Вот
здесь...
Маленький палец протянулся и напечатал *.
Хоскинс закричал:
- Звездочка!
Марми пробормотал:
- Звездочка.
Торгессон спросил:
- Звездочка?
Вслед за первой появилась целая цепочка звездочек.
- Ну, вот и все, братец, - сказал Хоскинс. Он быстро объяснил
ситуацию Торгессону: - Марми привык линией звездочек обозначать
решительную перемену действия. А это именно то, что мне нужно.
Машинка начала абзац:
- внутри корабля...
- Выключите, профессор, - сказал Марми.
Хоскинс потер руки.
- Когда я получу переработанный текст, Марми?
Марми холодно спросил:
- Какой переработанный текст?
- Вы сами сказали: версию обезьяны.
- Сказал. я привел вас сюда, чтобы показать. Этот маленький Ролло -
машина; холодная логичная машина.
- Ну и что?
- Но дело в том, что хороший писатель не машина. Он пишет не умом, а
сердцем. Своим сердцем. - Марми постучал себя по груди.
Хоскинс застонал.
- Что вы со мной делаете, Марми? Если начнете эту тягомотину о душе и
сердце писателя, меня вырвет прямо перед вами. Давайте останемся на
прежней обычной основе: вы пишете, я вам плачу.
Марми сказал: "Послушайте минутку. Маленький Ролло поправил Шекспира.
Вы сами на это указали. Маленький Ролло хочет, чтобы Шекспир говорил
"войско бед", и с машинной точки зрения он совершенно прав. "Море бед" в
данной ситуации - это смешанная метафора. Но неужели вы думаете, что
Шекспир не знал этого? Просто Шекспир знал, как нарушать правила, вот и
все. Маленький Ролло - машина и не может нарушить правила, а хороший
писатель не просто может, а _о_б_я_з_а_н_. "Море бед" производит гораздо
большее впечатление; в этой метафоре красота и мощь. И к дьяволу то, что
метафора смешанная.
- Когда вы велите мне сменить сцену действия, вы следуете
механическим правилам привлечения внимания, и, конечно, маленький Ролло
соглашается с вами. Но я знаю, что должен нарушить правила, чтобы конец
произвел на читателя глубокое эмоциональное воздействие. Иначе у меня
получится механический продукт, который может создать и компьютер.
Хоскинс сказал:
- Но...
- Давайте, - сказал Марми, - голосуйте за механический подход. В
таком случае Ролло лучший из редакторов.
Хоскинс с дрожью в голосе сказал:
- Хорошо, Марми, я беру ваш рассказ в прежнем виде. Нет, не давайте
его мне: отправьте почтой. Я сейчас поищу поблизости бар.
Он надел шляпу и повернулся, собираясь уходить. Торгессон сказал ему
вслед:
- Пожалуйста, никому не говорите о маленьком Ролло.
Прощальная реплика донеслась перед тем, как хлопнула дверь:
- Вы думаете, я спятил?..
Марми, убедившись, что Хоскинс ушел, потер руки.
- Неплохо поработал, - сказал он, указывая пальцем на свой висок. -
Вот эта продажа мне понравилась. Никогда с такой радостью не продавал
рассказ, профессор. - И он весело свалился на ближайший стул.
Торгессон посадил Ролло себе на плечо. Он спросил:
- Но, Мармадьюк, что бы вы стали делать, если бы маленький Ролло
напечатал ваш вариант?
На лице Марми появилось печальное выражение.
- Черт побери, - сказал он, - я ведь и думал, что он это сделает.
произнес Марми Таллин в шестнадцати различных тональностях и ударениях,
при этом его кадык на длинной шее арми
писатель-фантаст.
- Нет, - ответил Лемюэль Хоскинс, непоколебимо глядя сквозь свои очки
в стальной оправе. Хоскинс - издатель научной фантастики.
- Значит, вы не принимаете научный тест. Вы меня не слушаете. Я
забаллотирован? - Марми приподнялся на цыпочках, опустился, несколько раз
повторил этот процесс, тяжело дыша. Пальцами он вцепился себе в волосы.
- За один, против шестнадцать, - сказал Хоскинс.
- Послушайте, - снова начал Марми, - почему это вы всегда правы?
Почему неправ всегда я?
- Марми, посмотрите этому в лицо. Мы судим по-разному. Если тираж
журнала уменьшится, я буду разорен. Засяду по уши. Президент общества
космических издателей начнет задавать вопросы. Он примется изучать цифры.
Но тираж не падает. Напротив, он растет. Поэтому я хороший издатель. Что
касается вас, то когда издатели принимает ваши рукописи, вы талант. Но
когда не принимают, вы бездарь. В данный момент вы бездарь.
- Есть и другие издатели. Вы не один, - Марми вытянул руки,
растопырив пальцы. - Считать умеете? Вот сколько фантастических журналов с
радостью возьмут рассказы Таллина не глядя.
- Gesundheit [на здоровье, (нем.)], - сказал Хоскинс.
- Послушайте, - голос Марми стал сладким, - вы хотите, чтобы я внес
два изменения, верно? Вам нужна вступительная сцена с битвой в космосе.
Ладно, сделал. Она уже тут. - Он помахал рукописью под носом у Хоскинса, и
тот отодвинулся, как от дурного запаха.
- Но вы хотите также, чтобы в самой середине действия произошла
ретроспекция, сцена на корабле, - продолжал Марми, - и вот этого вы не
можете получить. Внеся это изменение, я уничтожу концовку, в которой
сейчас есть и пафос, и глубина, и чувство.
Издатель Хоскинс уселся в кресло и обратился к секретарше, которая
все это время продолжала печатать. Она привыкла к таким сценам.
Хоскинс сказал:
- Вы слышали, мисс Кейн? _О_н_ говорит о пафосе, глубине и чувстве.
Что писатель знает о таких вещах? Послушайте, введя вставку, вы усиливаете
интерес, укрепляете рассказ, делаете его более ценным.
- Чем я его делаю ценнее? - с болью воскликнул Марми. - Вы хотите
сказать, что если я посажу в корабль несколько парней и заставлю их
говорить о политике и социологии в ожидании взрыва, рассказ станет ценнее?
О, Боже!
- Но иначе нельзя. Если вы дождетесь кульминации и потом начнете
обсуждать политику и социологию, читатель уснет над вашим рассказом.
- Я пытаюсь сказать вам, что вы ошибаетесь, и могу это доказать. Что
смысла спорить, когда я организовал научный эксперимент...
- Научный эксперимент? - Хоскинс снова апеллировал к секретарше. -
Как вам это нравится, мисс Кейн? Он считает себя одним из своих героев.
- Я случайно знаком с одним ученым.
- Кто это?
- Доктор Арндт Торгессон, профессор психодинамики Колумбийского
университета.
- Никогда о нем не слышал.
- Полагаю, это о многом говорит, - с презрением сказал Марми. - _В_ы
о нем никогда не слышали. Вы и об Эйнштейне не слышали, пока ваши авторы
не стали упоминать его в рассказах.
- Очень остроумно. Какая гадость! Так что с этим Торгессоном?
- Он разработал способ научной оценки качества рукописи. Это
грандиозная работа. Это... это...
- И это тайна?
- Конечно, тайна. Он не профессор из фантастики. В фантастике когда
человек разрабатывает теорию, он тут же оповещает об этом все газеты. В
реальной жизни так не бывает. Ученый годы проводит в экспериментах, пока
не опубликует что-нибудь. Публикация - это серьезное дело.
- Тогда откуда _в_ы_ об этом знаете? Простой вопрос.
- Так случилось, что профессор Торгессон мой поклонник. Ему нравятся
мои рассказы. Он считает меня лучшим писателем в этом жанре.
- И он показал вам свою работу?
- Да. Я предвидел, что вы заупрямитесь насчет этого рассказа, и
попросил его провести для нас эксперимент. Он согласился, если мы не будем
об этом рассказывать. Он сказал, что эксперимент интересный. Он сказал...
- Но почему такая таинственность?
- Ну... - Марми колебался. - Послушайте, предположим, у вас есть
обезьяна, которая печатает текст "Гамлета".
Хоскинс в тревоге смотрел на Марми.
- Вы что, розыгрыш тут устраиваете? - Он повернулся к мисс Кейн. -
Когда писатель десять лет проработает в фантастике, без клетки он опасен.
Мисс Кейн продолжала быстро печатать.
Марми сказал:
- Вы меня слышали: обычная обезьяна, выглядит даже забавнее среднего
издателя. Я договорился на сегодня. Идете со мной?
- Конечно, нет. Вы думаете, я оставлю кипу рукописей вот такой
высоты, - он резко провел ладонью по горлу, - ради вашей глупой шутки?
Думаете, буду подыгрывать клоуну?
- Это не шутка, Хоскинс. Ставлю обед в любом ресторане по вашему
выбору. Мисс Кейн свидетельница.
Хоскинс снова сел.
- Вы меня угостите обедом? Вы, Мармадьюк Таллин, самый известный в
Нью-Йорке должник, собираетесь оплатить чек?
Марми содрогнулся, но не от упоминания о своей неспособности оплатить
чек, а от своего имени во всей его ужасной трехсложности. Он сказал:
- Повторяю. Обед: что хотите и где хотите. Бифштексы, грибы, грудка
рябчика, марсианский крокодил - что угодно.
Хоскинс встал и снял со шкафа шляпу.
- Не могу упустить возможность взглянуть, как вы достаете старую
большую долларовую банкноту из левого фальшивого каблука, где она
пролежала с девятьсот двадцать восьмого. Я иду с вами в Бостон...
Доктор Торгессон был польщен. Он тепло пожал руку Хоскинсу и сказал:
- Я читаю "Космические рассказы" с самого приезда в эту страну,
мистер Хоскинс. Прекрасный журнал. Особенно мне нравятся рассказы мистера
Таллина.
- Слышите? - спросил Марми.
- Слышу. Марми говорит, что у вас есть талантливая обезьяна,
профессор.
- Да, - ответил Торгессон, - но, конечно, это конфиденциально. Я не
готов еще к публикации, а преждевременная публикация может уничтожить мою
профессиональную карьеру.
- Все сохранится под шляпой издателя, профессор.
- Хорошо, хорошо. Садитесь, джентльмены, садитесь. - Он начал
расхаживать перед ними. - Что вы рассказывали мистеру Хоскинсу о моей
работе, Марми?
- Ничего, профессор.
- Вот как. Ну, что ж, мистер Хоскинс, как издатель журнала научной
фантастики, вы, я не сомневаюсь, знаете все о кибернетике.
Хоскинс позволил сосредоточенно интеллигентному взгляду просочиться
за стальную оправу своих очков. Он сказал:
- А, да. Компьютеры... Массачузетский технологический... Норберт
Винер... - И что-то еще.
- Да. Да. - Торгессон заходил быстрее. - Тогда вы знаете, что был на
основе кибернетических принципов создан шахматный компьютер. Шахматные
правила и цель игры встроены в его цепи. Если дать машине определенную
позицию, она сможет рассчитать все вероятные ходы с их последствиями и
выбрать тот ход, который с наибольшей вероятностью ведет к победе. Она
может при этом учитывать даже темперамент противника.
- А, да, - сказал Хоскинс, глубокомысленно поглаживая подбородок.
Торгессон продолжал:
- Представьте себе аналогичную ситуацию, в которой машине дают
фрагмент художественного произведения, к которому компьютер может
добавлять слова из своей памяти, где сосредоточен весь словарь языка.
Естественно, такую машину нужно снабдить чем-то вроде пишущей машинки. И
конечно, такой компьютер будет гораздо, гораздо сложнее шахматного.
Хоскинс беспокойно заерзал.
- Обезьяна, профессор. Марми упоминал обезьяну.
- Но я как раз к этому и веду, - ответил Торгессон. - Естественно,
никакая машина не может достичь такой сложности. Но человеческий мозг...
Человеческий мозг сам по себе тоже компьютер. Конечно, я не мог
использовать мозг человека. Закон, к сожалению, не позволяет. Но даже мозг
обезьяны, соответственно подготовленный, может сделать больше, чем любая
созданная человеком машина. Подождите! Сейчас я принесу маленького Ролло.
Он вышел из комнаты. Хоскинс немного подождал, потом осторожно
взглянул на Марми. И сказал:
- Ну, Братец!
- В чем дело? - спросил Марми.
- В чем дело? Это фальшивка. Скажите, Марми, где вы взяли этого
мошенника?
Марми рассердился.
- Мошенника? Это подлинный кабинет профессора в "Фэйервезер Холл", в
Колумбийском университете. Университет вы узнали, надеюсь? Видели статую
Альма Матер на 16 улице? Я вам показывал кабинет Эйзенхауэра.
- Конечно, но...
- А это кабинет доктора Торгессона. Посмотрите на пыль. - Он подул на
книгу, подняв облака пыли. - Одна только пыль свидетельствует, что это
подлинный кабинет. А посмотрите название книги. "Психодинамика
человеческого поведения". Автор профессор Арндт Рольф Торгессон.
- Хорошо, Марми, хорошо. Торгессон существует, и это его кабинет.
Откуда вы узнали, что подлинный профессор в отпуске, и как проникли в его
кабинет, я не знаю. Но неужели вы пытаетесь меня убедить, что этот шут с
компьютерами и обезьяной и есть подлинный профессор?
- У таких подозрительных людей, как вы, бывает очень несчастное
детство.
- Это всего лишь результат общения с писателями, Марми. Я уже выбрал
ресторан, и обойдется это вам недешево.
Марми фыркнул:
- Ничего из тех несчастных пенни, что вы мне платили. Тише, он
возвращается.
За шею профессора цеплялась обезьянка капуцин очень меланхоличного
вида.
- Это маленький Ролло, - сказал Торгессон. - Поздоровайся, Ролло.
Обезьянка потянула его за волосы.
Профессор сказал:
- Боюсь, он устал. У меня есть образец его работы.
Он опустил обезьянку, позволив ей держаться за его палец, а сам
достал из кармана пиджака два листа бумаги и протянул их Хоскинсу.
Хоскинс прочел:
- Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Достойно ли души терпеть удары
и щелчки обидчицы судьбы иль лучше встретить с оружьем войско бед и
положить конец волненьям? Умереть. Забыться. И все. И знать, что этот сон
- предел сердечных мук... [Пер. Б.Пастернака].
Он поднял голову.
- Это напечатал маленький Ролло?
- Вернее, это копия того, что он напечатал.
- Ага, копия. Ну, маленький Ролло плохо знает Шекспира. У Шекспира
"встретить с оружьем море бед".
Торгессон кивнул.
- Вы совершенно правы, мистер Хоскинс. Шекспир действительно написал
"море". Но видите ли, это смешанная метафора. Невозможно сражаться с морем
при помощи оружия. С оружием сражаются против войска. Ролло выбрал
подходящее по ритму слово "войско". Это одна из редких ошибок Шекспира.
Хоскинс сказал:
- Покажите, как он печатает.
- Конечно. - Профессор поставил на маленький столик машинку. От нее
шел провод. Профессор объяснил: - Нужна электрическая машинка, иначе
потребуется слишком большое физическое усилие. Необходимо также
подсоединить Ролло к трансформеру.
Он сделал это с помощью двух электродов, на восьмую дюйма выступавших
из черепа маленького животного.
- Ролло, - сказал он, - подвергся очень тонкой операции мозга, во
время которой провода были подсоединены к разным участкам его мозга. Мы
можем отключить его действия и использовать его мозг просто как компьютер.
Боюсь, что подробности будут слишком...
- Пусть печатает, - сказал Хоскинс.
- А что вы бы хотели?
Хоскинс быстро соображал.
- Он знает "Лепанто" Честертона?
- Он ничего не знает. Он только рассчитывает. Просто прочтите
небольшой отрывок, чтобы он мог оценить настроение и стиль и рассчитать
продолжение по первым словам.
Хоскинс кивнул, расправил грудь и загремел:
- Белые фонтаны падают с солнечных дворов, и Солдан Византийский
улыбается им. Смех, подобный фонтанам, застыл в лице того, кого боятся все
люди. Он тревожит лесную тьму, тьму его бороды; он завивается вокруг
кроваво-красного полумесяца, полумесяца его губ; моря всего мира
потрясаются его кораблями...
- Достаточно, - сказал Торгессон.
Наступила тишина. Обезьянка серьезно рассматривала пишущую машинку.
Торгессон сказал:
- Процесс требует некоторого времени, конечно. Маленькому Ролло нужно
принять во внимание романтизм этого произведения, слегка архаический
стиль, ритм и так далее.
И тут маленький черный палец нажал клавишу. Это была буква "о".
- Он не использует большие буквы, - сказал ученый, - и знаки
препинания тоже, и у него бывает много ошибок. Поэтому я обычно
перепечатываю его работу.
Маленький Ролло коснулся клавиши "н", потом "и". Потом после долгого
раздумья нажал на пробел.
- Они, - прочел Хоскинс.
Начали появляться слова:
- они об рушивались набе лые рес публики италии устрем ля лись
вадриатику как львым оря папа вот чаянии взметнулр уки ипризвал всех
христяьн скихры царей под зна мякреста.
- Боже мой! - сказал Хоскинс.
- Такое продолжение? - спросил Торгессон.
- Клянусь любовью святого Петра! - не мог прийти в себя Хоскинс.
- Если так, то Честертон очень хороший поэт.
- Святой дым! - воскликнул Хоскинс.
- Видите! - сказал Марми, массируя плечо Хоскинса. - Видите, видите,
видите! Видите, - добавил он.
- Будь я проклят, - сказал Хоскинс.
- Послушайте, - сказал Марми, трепля свои волосы, пока они не стали
напоминать хохолок попугая, - перейдем к делу. Давайте попробуем мой
рассказ.
- Да, но...
- Это в пределах возможностей маленького Ролло, - заверил его
Торгессон. - Я часто читаю Ролло отрывки из лучших фантастических
рассказов, включая, конечно, рассказы Марми. Удивительно, как улучшаются
некоторые.
- Дело не в этом, - сказал Хоскинс. Любая обезьяна может сочинять
лучшую фантастику, чем большинство этих писак. Но в рассказе Таллина
тринадцать тысяч слов. Обезьяна будет печатать его целую вечность.
- Вовсе нет, мистер Хоскинс, вовсе нет. Я прочту ему рассказ, а в
нужном месте мы позволим ему продолжить.
Хоскинс сложил руки,
- Валяйте. Я готов.
- А я, - сказал Марми, - более чем готов. - И он тоже сложил руки.
Маленький Ролло сидел, пушистый крошечный клубок каталептического
страдания, а негромкий голос доктора Торгессона поднимался и опускался в
периодах описания космической битвы и последующих стремлений пленных
землян вернуть себе свой захваченный корабль.
Один из героев выбрался из корабля, и доктор Торгессон с восторгом
следил за развитием событий. Он прочел:
- Стенли замер в молчании вечных звезд. Больное колено рвало его
подсознание; он ждал, чтобы чудовища услышали его стук и...
Марми отчаянно дернул доктора Торгессона за рукав. Торгессон поднял
голову и отсоединил маленького Ролло.
- Все, - сказал Марми. - Видите ли, профессор, именно здесь Хоскинс
запускает свои липкие пальцы в мой труд. Я продолжаю сцену за пределами
корабля, пока Стенли не одерживает победу и не возвращает корабль
землянам. Потом я начинаю объяснять. Хоскинс хочет, чтобы я прервал сцену
снаружи, вернулся внутрь, остановил действие на две тысячи слов, потом
снова вышел наружу. Слышали когда-нибудь подобный вздор?
- Пусть обезьяна решает, - сказал Хоскинс.
Доктор Торгессон включил маленького Ролло, и черный дрожащий палец
нерешительно потянулся к клавиатуре. Хоскинс и Марми одновременно
наклонились вперед, их головы легко столкнулись над маленьким телом Ролло.
Обезьянка нажала клавишу "н".
- Н, - подбодрил Марми и кивнул.
- Н, - согласился Хоскинс.
Машинка напечатала "а", потом все быстрее продолжала:
- нача лидействовать стенли в бессиль номужасе ждалпо ка откроютсялю
ки ипока жутся одетые в скафандрыбез жа лостные лары...
- Слово в слово! - в восторге сказал Марми.
- Он хорошо усвоил ваш сентиментальный стиль.
- Мой стиль нравится читателям.
- Не понравился бы, если бы их средний коэффициент интеллекта не
был... - Хоскинс смолк.
- Давайте, - сказал Марми, - говорите. Говорите. Скажите, что их
коэффициент как у двенадцатилетнего ребенка, и я процитирую вас во всех
фантастических журналах страны.
- Джентльмены, - сказал Торгессон, - джентльмены. Вы пугаете
маленького Ролло.
Они повернулись к машинке, которая продолжала уверенно выводить:
- звездыдви ига лись по своим орби тама чувства стенли наста ивалич
то корабль не подвижен.
Каретка отъехала, начиная новую строку. Марми затаил дыхание. Вот
здесь...
Маленький палец протянулся и напечатал *.
Хоскинс закричал:
- Звездочка!
Марми пробормотал:
- Звездочка.
Торгессон спросил:
- Звездочка?
Вслед за первой появилась целая цепочка звездочек.
- Ну, вот и все, братец, - сказал Хоскинс. Он быстро объяснил
ситуацию Торгессону: - Марми привык линией звездочек обозначать
решительную перемену действия. А это именно то, что мне нужно.
Машинка начала абзац:
- внутри корабля...
- Выключите, профессор, - сказал Марми.
Хоскинс потер руки.
- Когда я получу переработанный текст, Марми?
Марми холодно спросил:
- Какой переработанный текст?
- Вы сами сказали: версию обезьяны.
- Сказал. я привел вас сюда, чтобы показать. Этот маленький Ролло -
машина; холодная логичная машина.
- Ну и что?
- Но дело в том, что хороший писатель не машина. Он пишет не умом, а
сердцем. Своим сердцем. - Марми постучал себя по груди.
Хоскинс застонал.
- Что вы со мной делаете, Марми? Если начнете эту тягомотину о душе и
сердце писателя, меня вырвет прямо перед вами. Давайте останемся на
прежней обычной основе: вы пишете, я вам плачу.
Марми сказал: "Послушайте минутку. Маленький Ролло поправил Шекспира.
Вы сами на это указали. Маленький Ролло хочет, чтобы Шекспир говорил
"войско бед", и с машинной точки зрения он совершенно прав. "Море бед" в
данной ситуации - это смешанная метафора. Но неужели вы думаете, что
Шекспир не знал этого? Просто Шекспир знал, как нарушать правила, вот и
все. Маленький Ролло - машина и не может нарушить правила, а хороший
писатель не просто может, а _о_б_я_з_а_н_. "Море бед" производит гораздо
большее впечатление; в этой метафоре красота и мощь. И к дьяволу то, что
метафора смешанная.
- Когда вы велите мне сменить сцену действия, вы следуете
механическим правилам привлечения внимания, и, конечно, маленький Ролло
соглашается с вами. Но я знаю, что должен нарушить правила, чтобы конец
произвел на читателя глубокое эмоциональное воздействие. Иначе у меня
получится механический продукт, который может создать и компьютер.
Хоскинс сказал:
- Но...
- Давайте, - сказал Марми, - голосуйте за механический подход. В
таком случае Ролло лучший из редакторов.
Хоскинс с дрожью в голосе сказал:
- Хорошо, Марми, я беру ваш рассказ в прежнем виде. Нет, не давайте
его мне: отправьте почтой. Я сейчас поищу поблизости бар.
Он надел шляпу и повернулся, собираясь уходить. Торгессон сказал ему
вслед:
- Пожалуйста, никому не говорите о маленьком Ролло.
Прощальная реплика донеслась перед тем, как хлопнула дверь:
- Вы думаете, я спятил?..
Марми, убедившись, что Хоскинс ушел, потер руки.
- Неплохо поработал, - сказал он, указывая пальцем на свой висок. -
Вот эта продажа мне понравилась. Никогда с такой радостью не продавал
рассказ, профессор. - И он весело свалился на ближайший стул.
Торгессон посадил Ролло себе на плечо. Он спросил:
- Но, Мармадьюк, что бы вы стали делать, если бы маленький Ролло
напечатал ваш вариант?
На лице Марми появилось печальное выражение.
- Черт побери, - сказал он, - я ведь и думал, что он это сделает.
