СВЕТОВИРШИ

Чтобы миссис Эвис Ларднер оказалась убийцей -- в это просто невозможно
было поверить. Кто угодно, только не она. Вдова астронавта-великомучени­ка,
она занималась благотворительностью, коллекцио­нировала произведения
искусства, считалась потряса­юще гостеприимной хозяйкой и, по общему
признанию, талантливой художницей. К тому же это было добрей­шее и милейшее
существо на свете.
Муж ее, Уильям Дж. Ларднер, погиб, как известно, от радиации, когда он
добровольно остался в космосе, чтобы дать возможность пассажирскому кораблю
бла­гополучно добраться до Пятой космической станции. Миссис Ларднер
получила за мужа щедрую пенсию, которой весьма удачно распорядилась и в свои
далеко еще не преклонные годы стала очень богатой женщиной.
Ее дом был настоящей выставкой-музеем с неболь­шой, но тщательно
подобранной коллекцией ювелирных изделий. Миссис Ларднер удалось раздобыть
уникаль­ные антикварные предметы самых разных культур че­ловечества -- все,
что только можно украсить драго­ценностями и превратить в шедевр прикладного
искус­ства. Здесь были одни из первых наручных часов, сделанных в Америке,
кинжал из Камбоджи, очки из Италии -- каждый предмет, естественно,
инкрустирован драгоценными камнями, и так далее, до бесконеч­ности.
Коллекция, открытая для обозрения, не была застра­хована, даже обычной
системы охраны -- и той не существовало. Впрочем, миссис Ларднер в ней и не
нуждалась: огромный штат прислуги из роботов охранял выставленные сокровища
с неусыпной бдительностью, неподкупной честностью и безупречной
эффективно­стью.
Посетители знали о роботах, и никто никогда даже и не слыхал о попытках
ограбления.
Но гвоздем программы, безусловно, была световая скульптура миссис
Ларднер. Как ей удалось обнару­жить в себе этот дар, -- об этом тщетно
гадали все гости, бывавшие на ее роскошных приемах. Каждый раз, когда дом
миссис Ларднер открывался для гостей, в комнатах сияла новая симфония света;
трехмерные извивы и фигуры, переливающиеся всеми цветами радуги, то
светились чистым ровным светом, то вдруг вспыхивали хрустальным мерцанием,
повергая пригла­шенных гостей в изумление и при этом выгодно оттеняя
голубоватые волосы и мягкие черты лица хозяйки, что придавало им подлинное
совершенство.
В основном, гости, конечно, приходили посмотреть световые скульптуры.
Художница никогда не повторя­лась, всякий раз создавая оригинальные
творения. Мно­гие из приглашенных -- те, что могли позволить себе такую
роскошь, как световые компьютеры, -- сами нередко баловались созданием
скульптур, однако всем им было далеко до миссис Ларднер. Даже тем, кто
считал себя профессиональным художником.
Сама же хозяйка проявляла очаровательную скром­ность. "Нет, нет, --
возражала она какому-нибудь рас­чувствовавшемуся гостю, -- я не назвала бы
это "поэ­зией в свете". Вы слишком добры ко мне. В лучшем случае это просто
"световирши". И все улыбались милой шутке художницы.
Миссис Ларднер создавала световые скульптуры толь­ко для собственных
приемов, хотя ей не раз предлагали сделать их на заказ. "Это будет уже
коммерциализа­цией", -- неизменно отвечала она. Однако не возража­ла, если с
ее произведений хотели снять голографические копии, которые становились
постоянным украшением музеев всего мира. И никогда не брала за это денег.
"Я не возьму ни пенни, -- говорила она, широко разводя руками. -- Пусть
ими любуются все кому не лень. В конце концов, мне-то они больше не нужны".
И это была чистая правда. Никогда в жизни она не повто­ряла своих скульптур.
Когда снимали голограммы, миссис Ларднер была сама любезность.
Благожелательно наблюдая за каж­дым шагом работающих, она в любой момент
готова была призвать на помощь своих роботов. "Пожалуйста, Кортни, --
говорила она, -- если вас не затруднит, помогите им приладить лестницу".
Именно так она и выражалась: миссис Ларднер об­ращалась к роботам
исключительно вежливо. Однажды, несколько лет назад, ее за это сурово
отчитал какой-то правительственный функционер из Управления "Роботс энд
Мекэникл Мен".
-- Так нельзя, -- сказал он сердито. -- Вы их про­сто портите. Роботы
сконструированы таким образом, что они подчиняются приказам, и чем точнее
приказ, тем быстрее они его выполняют. Когда же к ним обра­щаются с
изысканной вежливостью, до них не сразу доходит, что это приказ, и они
реагируют замедленно.
Миссис Ларднер вздернула аристократический под­бородок.
-- Я не требую от них скорости, -- заявила она. -- Мне нужна
доброжелательность. Мои роботы любят меня.
Правительственный функционер хотел было объяс­нить, что роботы не
способны любить, однако тут же увял под мягким, но полным укоризны взором
почтен­ной дамы.
Ни для кого не секрет, что миссис Ларднер никогда не возвращала своих
роботов на фабрику для регули­ровки. Позитронные мозги -- чудовищно сложная
шту­ка, а потому, как правило, каждый десятый робот, сошедший с конвейера,
нуждался в дополнительной настройке. Порой дефекты обнаруживались далеко не
сразу, но "Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен Корпорейшн" никогда не отказывалась
устранить их, притом совершенно бесплатно.
"Ну уж нет, -- качала головой миссис Ларднер. -- Коль скоро робот попал
в мой дом и выполняет свои обязанности, он может позволить себе маленькие
чуда­чества. Я не допущу, чтобы кто-то копался у них в голове". Пытаться
объяснить ей, что робот -- всего-на­всего машина, оказывалось занятием
совершенно бес­полезным. "Такое умное создание не может быть просто машиной,
-- упрямо твердила она. -- Я обращаюсь с ними как с людьми".
Так оно и было на самом деле.
Она держала у себя даже Макса, абсолютно беспо­мощное существо, с
трудом соображающее, чего от него хотят. Однако миссис Ларднер энергично
отрицала этот очевидный факт. "Ничего подобного, -- твердо говорила она. --
Он прекрасно умеет принимать паль­то и шляпы и развешивать их в гардеробной.
Он может приносить и подавать мне разные вещи. Он вообще много чего умеет".
-- Почему бы вам не отправить его на фабрику подрегулировать? -- как-то
спросил ее один из при­ятелей.
-- Это невозможно. Я принимаю его таким, какой он есть. Знаете, на
самом деле он очень милый. В конце концов, позитронный мозг настолько
сложен, что никто не в силах точно определить, что с ним не в порядке. Если
Макса отрегулируют, он может потерять все свое обаяние, а я этого не
перенесу.
-- Но если робот неисправен, -- настаивал при­ятель, нервно поглядывая
на Макса, -- он может быть опасным!
-- Господь с вами! -- рассмеялась хозяйка. -- Макс у меня уже много
лет. Он совершенно безобидный и вообще просто душка.
На самом деле Макс выглядел в точности как любой другой робот --
металлический, гладкий, слегка похо­жий на человека, но совершенно безликий.
Однако добрая миссис Ларднер всех их считала личностями, милыми и
обаятельными. Такова уж была эта женщина.
Как же могла она пойти на убийство?

Чтобы Джон Семпер Трэвис пал от руки убийцы -- в это просто невозможно
было поверить. Кто угодно, только не он. Замкнутый, тихий, он жил в миру, но
был не от мира сего. Оригинальный математический гений Трэвиса позволял ему
запросто создавать в уме слож­нейший узор из мириадов позитронных связей,
который затем закладывали роботам в мозги. К тому же Трэвис, главный инженер
"Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен Корпорейшн", страстно увлекался световой
скульптурой. Ей он посвятил целую книгу, в которой доказал, что
мате­матические модели, применяемые им для конструирова­ния позитронного
мозга, с успехом могут быть модифицированы и использованы для создания
высокохудо­жественных световых скульптур.
Но попытка воплотить теорию в жизнь обернулась для инженера полным
крахом. Его скульптуры, создан­ные на основе математических принципов,
оказались тяжеловесными, невыразительными и скучными.
В сущности, только это и отравляло спокойное, замк­нутое и налаженное
существование Трэвиса, однако он чувствовал себя по-настоящему несчастным.
Он знал, что теория его верна, но не мог доказать свою правоту на практике.
Если бы удалось создать хоть один шедевр... Естественно, инженер был знаком
с творчеством миссис Ларднер. Все признавали ее талант, однако для Трэвиса
было очевидно, что художница не имеет ни малейшего представления об
элементарных основах робоматематики. Он неоднократно писал ей, но она
кате­горически отказывалась объяснить свой художественный метод. Трэвис
вообще сомневался, что у нее есть какой-то метод. Скорее, чистая интуиция,
-- но даже интуицию необходимо выразить математическиВ конце концов Трэвису
удалось раздобыть приглашение на один из приемов миссис Ларднер. Он должен
был увидеть ее!
Мистер Трэвис опоздал на прием: он еще раз попытался создать световую
скульптуру и опять потерпел сокрушительное поражение.
-- Какой у вас чудной робот -- тот, что принимал у меня пальто и шляпу,
-- заметил инженер, глядя на хозяйку с почтительным удивлением.
-- Это Макс, -- сказала миссис Ларднер.
-- Он совершенно разрегулирован, к тому же эта модель давно устарела.
Почему бы вам не вернуть его на фабрику?
-- О нет, это слишком хлопотно.
-- Какие хлопоты, о чем вы! -- воскликнул инженер. -- Вы были бы
поражены, узнав, насколько это легко. Впрочем, как представитель "Ю. С.
Роботс", я взял на себя смелость отрегулировать его собственноручно. Это
заняло всего пару минут: сами увидите, в какой он теперь прекрасной рабочей
форме.
Лицо миссис Ларднер исказила странная гримаса. Впервые в жизни эта
великодушная женщина испыты­вала ярость, и, казалось, черты лица просто не
умели выразить непривычное чувство.
-- Вы отрегулировали его? -- вскричала она. -- Но ведь это он создавал
все мои световые скульптуры... Неправильная регулировка, которую вы никогда
не сможете восстановить, именно она... она...
И надо же было случиться такому несчастному совпадению, что в этот
момент миссис Ларднер демонстрировала гостям свою коллекцию и прямо перед
ней на мраморном столике лежал украшенный драгоценными камнями кинжал из
Камбоджи!
У Трэвиса тоже вытянулось лицо.
-- Вы хотите сказать, что, если бы я изучил уникальные дефекты его
позитронного мозга, я смог бы понять...
Взмах кинжала был настолько молниеносным, что никто просто не успел
опомниться, а Трэвис не сделал попытки увернуться. Говорят, он даже слегка
подался вперед -- так, словно сам хотел умереть.